Дискуссия

Ольшанский Д.А. Мифы о психоанализе

Подробности

Категория: Психоанализ

Ольшанский Д.А. 

Мифы о психоанализе

На все обвинения мы отвечаем – да! 
- В.И. Ленин

Бессознательное, действительно, всё меньше обременено памятью, поскольку фото, видео и электронные средства коммуникации не только запоминает нашу жизнь за нас, но и делают её достоянием общества. Бессознательное всё более утрачивает субъективное измерение, превращаясь в масс-медийный эффект. «Бессознательное современного человека находится не в голове, а в телевизоре», - как говорил один режиссёр. 

И это имеет ряд последствий. Во-первых, память, без того представляющая по отношению к субъекту некую внешнюю ёмкость, сегодня и вовсе приобрела полную автономию; поэтому впору задавать вопрос не о механизме памяти человека, а о функции человека в циркуляции информационных потоков. Во-вторых, память становится вместилищем стереотипов, общих представлений, общих суждений, общих мест, аналитика которых не может не занимать психоанализ. «Теперь все считают себя большими оригиналами, и все они говорят одно и то же», как отмечал римский классик. Одним словом, бессознательное стало уже общим местом современной культуры, местом, которое психоанализ не может обойти стороной.

Об этих общих местах, предубеждениях, мифах и пойдёт речь в этой заметке. Цель моя состоит не столько в том, чтобы мифы эти развенчать, вроде «психоанализ – этот вовсе не то, что вы думаете» (если верить Леви-Строссу, миф вообще не опирается на доказательства, поэтому не может быть опровергнут, но выполняет функции поддержания структуры и классификации мира), сколько в анализе этих предрассудков, предпосылок, представлений, всех тех «пред-», которые опосредуют наше отношение к реальному, и составляют бессознательное. Словом, в фокусе моего внимания оказывается миф, как совокупность бессознательных представлений, не имеющих автора высказываний, простонародных, идеальных, небрежный плод здравого смысла, разглагольствующего нынче о психоанализе. А посему, первым и отправным пунктом нашего исследования будет заключение, что всё, что говорят о психоанализе – это правда. Важно понять, как именно о нём говорят.

Итак, чтобы понять значение слова, – будем доверять Владимиру Далю, – следует обратиться к способам его употребления, к тому месту, которое оно занимает в речи и к той функции воздействия на реальное, которую на него возлагают носители языка. Поэтому исследование языка заключается не только в том, чтобы внимательно вслушиваться в его работу, необходима собственная практика внутри оного, языковая активность, ведь анализ языка – это всегда анализ собственного места в нём. Поэтому неудивительно, что около четверти материала для «Словаря живого великорусского языка» явилось авторским творчеством самого автора, а не результатом диалектологических полевых исследований В.И. Даля.

Миф No. 1 «Сильная личность сама справляется со своими проблемами»

Считается, что к психоаналитику обращается тот, кто не может себе помочь сам. А значит, обращаться к кому-то другому – уже само по себе является признаком слабости и несамодостаточности.

Это из серии «мальчики никогда не плачут», а «девочки не звонят первыми». Страдают, но всё равно не звонят. Поэтому «сильная личность» так часто страдает из-за своей силы, которая сковывает её желания, и из-за того, что не позволяет себе признать свои слабости. Этот-то конфликт между желанием признанием этого желания и составляет основу любого невроза. В данном случае, невроза «сильной личности».

Вместе с тем, стоит обратить внимание на неоднозначность диалектики силы и слабости и то, что стереотип «сильной личности» - это такой же образ, который выполняет защитную и ограничительную функцию, и работает успешно до тех пор, пока ограничения эти не начинают приносить страдания. Образ – это и есть наша защита от реального. Но любая крепость, как мы знаем из истории, рано или поздно становится темницей: тот симптом, который изначально был призван защищать, становится преградой для дальнейшего развития. Поэтому «сильная личность» действительно редко обращается за помощью к другому. Но не потому, что может противостоять всем стихиям в одиночку, а в силу своей ограниченности и страха потерять с таким трудом завоёванные защитные укрепления. И предпочитает оставаться «девицей в темнице», узником своего симптома «сильной личности», который представляет наиболее удобный в этом случае способ принять свои страдания. И связанное с ними наслаждение.

Человек изначально не является самодостаточным, или, как выражался Гегель, обладающим в-себе-и-для-себя-бытием, поэтому он нуждается в другом для представительства своих желаний, поэтому он и находится в постоянном становлении и развитии; тогда как целостный (если мы представим, что человек может быть таковым) не должен был бы испытывать ни потребностей, ни желаний, поскольку обладал бы всеми источниками удовольствий в самом себе, и обращение с каким-либо запросом к другому являлось бы для него излишним. Эта идея об автономии и собственном всемогуществе, если верить психологам развития, впервые посещает человека в возрасте 8 месяцев от роду. И некоторым счастливцам удаётся пронести её через всю жизнь. И только они могут полагать, что не нуждаются в другом, и никакие внутренние и внешние события не смогут расплескать фарфоровую чашечку их самости.

Тогда как только не-само-достаточный человек может иметь желания, испытывать интерес, проявлять любопытство и овладевать творчеством, переживать сопричастность к другому и получить его дар, который мы называем любовью. Ведь любить, желать и получать удовольствие и быть счастливым - буквально, (с)частью чего-то или кого-то, - может только тот человек, которому чего-то не хватает. Если исходить из того, что человек изначально задан своим отношением к другому, то неполадка, несовпадение с самим собой, наличие вопроса, который мы не можем задать самостоятельно – окажется наиболее человеческим качеством. Наличие проблемы, конфликта, утраты – это и есть то, что отличает живого человека от машины. Ведь человек, если верить механицистам XVI века, конечно, подобен машине, но такой своеобразной машине, принцип работы которой состоит в постоянной поломке.

Миф No. 2. «Психоанализ устарел»

Зигмунд Фройд придумал психоанализ более ста лет назад и за прошедший век мир сильно переменился, поэтому рассказывать свои сновидения, лёжа на кушетке психоаналитика сегодня – всё равно, что вызывать на дуэль каждого, кто осмелился сидеть в присутствии дамы. Красиво, изыскано, стильно, но слишком далеко от реальности. В силу самой истории, психоанализ перестал работать и превратился в элегантный, витиеватый, интеллектуализированный музейный экспонат. Швейная машинка Зенгера с ножным приводом. В современном быстроразвивающемся мире на его место пришли более эффективные психологические методики.

На самом деле, не пришли. На сегодняшний день не существует более эффективного способа самопознания, чем психоанализ. Как в теории, так и на практике психоанализ является наиболее адекватной и наименее противоречивой системой описания психической жизни человека, он даёт метод для её анализа и понимания.

Во-первых, большинство из так называемых новых психологических техник (от когнитивной до гештальт-терапии) основаны на достижениях психологии XIX века, то есть на до-фройдовских теориях личности. Например, техника разыгрывания сцен из семейной жизни при помощи актёров-заместителей мало чем отличается от катарктического метода Жана Мартена Шарко (1825-1893), у которого Фройд учился, будучи парижским студентом, но впоследствии отказался от его клинической техники в силу терапевтической сомнительности и непродолжительности эффекта. Сегодня этот метод, также как и полтора века назад, даёт яркий инсайт и быстрый, но столь же непостоянный, результат. Эта театральность, конечно, не может не подкупать тех, кто участвует в таких постановках.

Во-вторых, сложно найти такое психологическое направление, которое не заимствовало бы понятия, выводы или формат работы у психоанализа; а многие из них просто в новом фантике представляют light-версию, то есть упрощённую модель классического психоанализа, нацеленную просто на устранение симптома. Но не на его проработку. Так называемая фокусная терапия предлагает избавление от актуальной проблемы, но не находит тех причин, которые их вызвали. Что неизбежно приводит к возвращению симптома в видоизменённой форме.

Наконец, психоанализ Фройда за сто лет устарел не больше, чем все остальные научные идеи того времени: теория относительности в физике, структурализм в языкознании и аспирин в медицине. К тому же, в лечении фобий, истерий и депрессий теория Фройда и по сей день остаётся «последним словом науки». Более того, если бы научные и художественные идеи устаревали столь же быстро, как в наших домах появляется WiFi, то в архив давно следовало бы отправить Бунина и Цвейга, Пикассо и Матисса, Малера и Гершвина. Но этого не произошло, и если великие творения прошлого затрагивают деликатные струны души современного менеджера, не стоит сильно переоценивать технический прогресс и довольствоваться дешёвыми и быстро ломающимися подделками.

Миф No. 3. «Психоанализ – это забава для богатых»

Считается, что работа с психоаналитиком не по карману простому человеку. Сеансы психоаналитиков посещают эксцентричные вдовы магнатов, дети больших государственных деятелей, артисты балета и любители абсента, которые могут позволить себе такую роскошь - иметь собственного психоаналитика. А реально страдающие люди вынуждены просиживать очереди в поликлиниках и глотать антидепрессанты. ... которые, впрочем, стоят ничуть не меньше. Если бы лечение «таблетками-от-нервов» было более эффективным во всех случаях, то применяли бы только их, и не было бы необходимости во всех остальных методах лечения душевных недугов. Загвоздка в том, что таблетки зачастую только глушат проблему, но не решают её.

Что до психоанализа, то он, действительно, стоит дорого. И это принципиально важная позиция, связанная с тем, что духовные вложения, на которые готов пойти анализант, должны быть представлены символическим гонораром, который он платит своему аналитику: по этой причине анализ не проводится по системе взаимного оказания услуг и не может быть частью страховой медицины. Анализант должен платить из своего кармана ту сумму, которая является для него значимой.

Однако понятие «значимая сумма» для каждого человека будет разным, в зависимости от его уровня жизни и социального положения. Поэтому, естественно, что студент и топ-менеджер будут платить своему психоаналитику разную «значимую сумму». По этой причине ни один психоаналитик не имеет прейскуранта и не продаёт свои услуги так, как это делает, например, тренер.

Более того, известны прецеденты, когда в анализ приходили люди потерявшие разом источник доходов и крышу над головой, не только остро нуждающиеся в материальной поддержке, но и испытывающие необходимость разобраться во внутрипсихических причинах того положения, в которое они попали. В этом случае «значимой суммой» для анализанта становились те гроши, которые он сумел сохранить в своём кармане, и которые позволили ему получить квалифицированную помощь.

Лучше всего об этом высказался один парижский клошар: «посмотри на меня, – сказал он, – я нормальный человек, я ем каждый день и у меня есть свой психоаналитик».

Миф No. 4 «Психоанализ бесконечен, как сама душа человека»

Далеко не каждый современный человек может позволить себе тратить определённую часть своего времени и финансовых ресурсов на познание самого себя. Современные люди вынуждены работать, подобно изгнанному из рая Адаму, в поте лица, лишь для того, чтобы добыть хлеб свой насущный. И далеко не каждый имеет такую роскошь, как посвящать один час в сутки самому себе.

Действительно, современный человек забывает о себе. Несмотря на то, что либерализация общества, кажется, не знает границ, и, кажется, любые, даже самые изощрённые желания, могут быть легко удовлетворены, если приложить немного фантазии, тем не менее, человек оказывается всё менее свободен и более зависим от навязанных ему социальных, политических, семейных и любовных практик. В которых он является потребителем, а не изобретателем. Парадоксально то, что в ситуации пестования индивидуальности и тотального наслаждения, которое, кажется, уже скоропостижно постигло каждого, наиболее сложной оказывается та практика, которую Фуко называл «заботой о себе». Принятие себя во всей неполноте, со всеми нехватками и противоречиями, утратами и страхами, конфликтами и способами их разрешения. И тем временем, которое каждому из нас для этого требуется, той индивидуальной дорогой, которую каждый из нас прокладывает внутри реальности, как мышь внутри головки сыра, затейливым и прихотливым торением пути, которое и называется жизнью.

Фройд когда-то говорил о конечном и бесконечном анализе: анализе, который приносит терапевтический эффект (в первом случае), и пути самопознания, который, впрочем, тоже имеет свои пределы, как и всё человеческое; вспоминается другой классик: «жизнь нам даётся на всю жизнь». Психоанализ является чуть ли не единственным лечебным методом, который никуда не торопится, и каждому человеку отпускает для проработки столько времени, сколько тому потребуется. В среднем, актуальный невроз проясняется в течение нескольких недель или месяцев, хотя, в то же время, известны случаи, когда пациент посещал психоаналитика несколько лет.

Невроз создавался столько же времени, сколько лет самому анализанту. Поэтому вылечить его как кариес, за один сеанс, просто невозможно; кроме того, стоит представить, какие усилия были потрачены на его возведение, какие усилия приложило бессознательное, чтобы выстроить такое укрепление, и всё это нельзя просто так отбросить. Если симптом существует, значит, это кому-нибудь нужно; он выполняет какую-то функцию. И в некоторых случаях, его устранение может обернуться последствиями куда более пагубными и необратимыми, чем его поддержание. По этой причине, психоанализ нацелен не на устранение симптома, а на его проработку. Длительность которой в каждом случае будет разной и зависит от характера симптома, его этиологии и его роли в психической структуре субъекта.

«Психоаналитик не должен понимать всё слишком быстро», – говорил Фройд, подчёркивая, что психоанализ не может быть конвейером-объяснялкой-по-фройду всего на свете, а взыскует к внимательному изучению и пониманию каждого проявления душевной жизни.

Миф No. 5: «Нужно лежать на кушетке и говорить о сексе»

Считается, что, поскольку Фройд все проблемы человека объяснял через его сексуальность, то и говорить на кушетке по-преимуществу приходится о своей сексуальной жизни. А рассказывать об этом незнакомому человеку, да ещё и лёжа к нему спиной, не так-то просто.

Действительно, психоанализ часто касается интимных вопросов. Но, во-первых, они не всегда связаны с половой жизнью, «интимным вопросом» может быть как финансовое положение семьи, так и вера в бога, так и простая глупость, которая случайно посещает голову, но которая настолько тривиальна, что тут же возникает желание умолчать о ней и переключиться на что-то другое, - интимное пространство ещё нужно обнаружить, исходя из личной истории субъекта, его пристрастий, склонностей и отношения к другому, а во-вторых, нужно ещё обвыкнуться говорить всё, что приходит в голову - как гласит основное правило психоанализа, - что удаётся далеко не с первого сеанса. Не просто секретничать об интимных сальностях, а обнаруживать в своей речи те узловые пункты символического, которые и делают то или иное высказывание, представление, образ интимным, своим собственным. Заметить тот момент времени, в который происходит это сакральное присвоение речи, означающего сцепление и идентификацию себя с ним: «Сегодня я - Наполеон! Я полководец и больше. Сравните: я и - он!».

Психоанализ – это, прежде всего, дискурс, а не антураж викторианского кабинета с прижавшимся к креслу старичком с австрийским выговором и в пиджаке-тройке, как в американских фильмах 1930-х годов, дискурс, который может поддерживаться в различных форматах и при изменениях сеттинга. Пациент не обязательно должен лежать (есть люди, которым навряд ли предложишь использовать диван), длительность сеанса не обязательно должна составлять пятьдесят минут, сумма гонорара для каждого пациента так же индивидуальна. Определённый способ думать и действовать внутри клинической ситуации, - вот что скорее следует понимать под психоанализом.

Миф No. 6: «Психоанализ избаловал общество»

Теперь мы по любому поводу бежим к врачу. Общество наслаждений отказывает человеку в таком базовом праве, как право на странность: при возникновении малейшей проблемы люди склонны вызывать специалиста, чтобы тот переустановил систему и отладил духовные приборы в соответствии с принципом удовольствия. И психоанализ – одна из тех практик, что инфантилизирует общество и приучает человека перекладывать ответственность за свои проблемы на плечи отца-аналитика. 

Нельзя не согласиться с такой оценкой общества. В котором иметь свою проблему становится очень большой роскошью. Непрерывно наслаждаться – вот печальный удел современного субъекта. А что ему ещё остаётся?

То, что остаётся – это и есть реальное.

Однако инфантильным мне кажется как раз обратный сценарий, по которому человек уверен, что всё на свете может сделать сам без посторонней помощи. Чтобы не баловать себя достижениями культуры (доведём тезис до крайности), нужно перестать покупать пищу в магазине, а начать выращивать и убивать её собственными руками. Тогда про тебя точно никто не скажет, что ты перекладываешь грязную работу на чужие плечи.

Психоанализ же не входит в сферу услуг, и аналитик меньше всего похож на услужливый грудной протез, который подпирает слабые места в детской истории субъекта, или блещущий интерпретациями фаллос, который никогда не даёт клиенту скучать. Аналитик вообще не даёт советов, не лечит (во всей сленговой двусмысленности этого слова) и не наставляет на путь истинный, хотя от него часто этого требуют. Меньше всего его работа направлена на поддержание гомеостаза и возведение иллюзии гармонии. Скорее, напротив, его целью является деконструкция личности, её структурные изменения.

В то же время, психоанализ вообще стоит по другую сторону глобальных педагогических утопий, желающих внушить человечеству позитивное мышление или дорастить его до мирового гуманизма, идеи которого разного толка психологи то тут, то там берут на свои щиты. «Фройд не был гуманистом», как верно замечает Лакан, задача улучшения человеческой природы никогда не входила в его планы.

Если уж аналитик и является «подпоркой» для приходящего к нему человека, то только в качестве объекта его влечений, объекта для переноса своих представлений, чувств и отношений. Тот объект, который в идеальном финале, должен вернуться назад к самому анализанту, что не всегда может сопровождаться удовольствием и инсайтом. Анализ часто бывает болезненным и неудобным процессом, поэтому Фройд и не рекомендовал начинать его в моменты острых кризисных ситуаций.

Несмотря на то, что общество в чьих-то глаза и выглядит избалованным и несдержанным, роль психоанализа в этой вакханалии наслаждения сильно преувеличена. В то же время, как это ни странно, психоанализу предъявляют и прямо противоположное обвинение:

Миф No. 7: «Психоаналитик это что-то наподобие полицейского»

– это реплику выкрикнул один из студентов на семинаре Жака Лакана в 1969 году. Странность этого тезиса заключается в том, что психоанализ обвиняют в том, что он говорит от лица реальности (как будто пробным камнем для различения бреда и здравого смысла является реальность самого аналитика), и тем самым выполняет ту же дисциплинарную функцию, что психиатрические больницы и тюрьмы, с той лишь разницей, что он осуществляет цензуру куда более жестокую - духовную цензуру. И какие бы либеральные ценности он не провозглашал, тем не менее, психоанализ имеет ясные терапевтические цели: сделать невротиков более свободными от своего симптома, сделать психотиков чуть более признанными социально.

Находка Фройда состоит в том, что всякая реальность – это реальность психическая, то есть, нет ровно никаких оснований считать точку зрения врача более объективной или более здоровой, нежели мир пациента; тот пробный камень «объективной реальности», к которому пытались апеллировать врачи прошлого, говоря о нарушении восприятия реальности у душевнобольных, в начале ХХ века оказался ещё одной фикцией. Оказалось, что врачи ничуть не более здоровы, чем их пациенты, что ставит ряд вопросов перед психиатрией и перед медициной вообще. Во всяком случае, выражение «тестирование реальности» сегодня уже не может быть настолько само собой разумеющимся, каким оно было в XIX веке. Психоанализ признаёт, что любая реальность субъективна, поэтому не существует мета-позиции, позволяющей сравнивать, шкалировать и оценивать степень отклонения от воображаемой нормы; и это не только клинический вывод, но и этическая позиция психоанализа, принимающего всякую душевную организацию за проявление индивидуального бытия человека. По этой причине врачи часто критикуют психоанализ за то, что он не делает обобщений и выводов, и, следовательно, его результаты не могут быть положены в основание медицинского исследования. Действительно, психоанализ рассматривает каждый случай как уникальный, поэтому ни обобщающей мета-позиции, ни дисциплинарных лого-центрических мер в анализе быть не может.

Мне кажется, это вопрос не статуса психоанализа, а ценности симптома, которым анализант наслаждается, и от которого не желает избавляться, даже несмотря на те страдания, которые он ему доставляет. Иными словами, вопрос состоит в следующем: «Что от меня останется, если у меня отнять моё страдание? Что если я буду вписан в придуманную Фройдом модель настолько, что «разложусь по полочкам» без остатка и полностью утрачу самого себя? Что если моё самое ценное и индивидуальное – чувства, мысли, умение любить – окажется «рядовым случаем» в аналитической практике? Или, как говорил персонаж: «Кто сказал, что человек создан для счастья? Лучше остаться закомплексованным невротиком и самим собой, чем подчиниться власти врачей и стать таким же «средне-нормальным» как все». Однако говоривший не обращает внимания на то, что его собственный дискурс куда более дисциплинарен, а желание «оставаться самим собой» и выполняет ту самую роль полицейского, с которым он якобы борется.

Реальная практика опровергает этот миф, поскольку показывает, что субъективность не сводима только к тому или иному симптому, диагнозу или комплексу; человек намного сложнее и интереснее, чем «банальное папа-мама». По этой причине страх попасть в уже готовую модель не позволяет начать анализ самого себя, однако этот-то страх и есть внутренний полицейский. Как показывает, например, опыт Пабло Пикассо, художник, проходящий психоанализ, не перестаёт писать картины, хотя начинает понимать те или иные пружины своих бессознательных конфликтов. Талант не сводим просто к сублимации той или иной инфантильной проблемы, также как и самобытность каждого человека не равна избранному им способу страдания. Можно оставаться самобытной личностью, при этом сильно не оригинальничая.

Любой человек не равен своему симптому, как выражается Лакан, каждый из нас расщеплён в самом основании своего бытия. Поэтому в вопросе о «власти через кушетку» – во всём его паранойяльном звучании – я склонен слышать страх утраты собственного симптома: что от меня останется, если всё разложить по полочкам? Кем я буду без своего способа страдать и наслаждаться? – А это уже хороший вопрос для начала самопознания. Которым психоанализ и занимается. А если он вдобавок ко всему ещё и лечит - то нам это только в плюс, как шутил Фройд.

Миф No. 8: «Психоаналитики пользуются своими пациентами»

Поскольку между психоаналитиком и пациентом не существует никаких опосредующих или контролирующих инстанций, аналитик получает беспрецедентную власть финансово наживаться и нравственно глумиться над пациентом, отыгрывая на нём свои собственные садистские и эротические влечения. Пациенту даже пожаловаться некуда. Тем более что некоторые особенности жизни великих психоаналитиков хорошо известны широкой публике и стоит несколько раз подумать, прежде чем обращаться к таким странным людям.

Должно быть, такая мысль приходит в голову того, кто считает себя объектом наслаждения другого; подходящей жертвой для садиста-аналитика. Для этого надо обладать изрядной долей паранойи (другой имеет власть надо мной), которая иной раз полезна для самонаблюдения.

Ссылка на шалости великих отцов вряд ли проливает какой-то свет на метод психоанализа, поскольку в её основании лежит не менее спорная предпосылка, что, дескать, только «нормальный» человек может сделать «нормальным» другого: «Посмотрите-ка на Фройда, который не занимался сексом 40 лет, и был насквозь соткан из придуманных им же неврозов и комплексов, или на Лакана, который провёл свои последние дни в психиатрический клинике (о чём ярко живописует специальный номер газеты «Либерасьон» с заголовками «Скончался сумасшедший Лакан») - как можно назвать таких людей здоровыми? а, если так, то кого они могут вылечить?» - говорят нам.

Парадоксальность такого способа вопрошания очевидна по двум причинам: во-первых, она коренится всё в том же воображаемом противопоставлении нормы и патологии, болезни и здоровья, которыми сегодня вряд ли можно пользоваться так же наивно, как медицине XIX века, а во-вторых, в ещё более смутном представлении о врачевании как миссии служения или рукоположении епископов (только «святой» может сделать «святым» другого), или, подобно доктору Хаусу, только врач, который страдает сам, имеет право причинять страдания своим пациентам. - Комичность этого тезиса избавляет меня от дальнейших комментариев. Сошлюсь только на известный факт, что Сократа, как мы помним, осудили на смерть за нравственную развращённость и растление молодёжи (что в те времена было преступлением намного более тяжким, чем нынче), однако этот факт не является поводом усомниться в открытом им методе диалектики, но напротив, заставляет задуматься над понятием так называемой «нравственности», которая обошлась человечеству столь дорогой ценой.

Наконец, надо признать, что каждый человек, конечно, имеет садистские влечения, и аналитик тоже человек, следовательно, имеет и свою долю садизма. С той лишь оговоркой, что профессиональный психоаналитик, прежде чем начать практику, сам прошёл курс дидактического анализа, в котором смог проанализировать и проработать (насколько это возможно в ограниченный отрезок времени) свои бессознательные влечения и конфликты. Для того чтобы в работе со своими пациентами видеть границы собственной личности (которые он может отдать на откуп для развития переноса), с одной стороны, и конфликтов пациента, с другой. Во-вторых, психоаналитик имеет супервизора или консультанта, с которым он обсуждает свои текущие случаи, возникающие в ходе работы сложности и собственные чувства, которые у него появляются в связи с пациентом. Конечно, консультанта нельзя назвать контролирующей инстанцией - хотя в некоторых ассоциациях он называется «controleur» - но, во всяком случае, он является тем внешним помощником, который может заметить и указать на специфику контр-переноса аналитика к своему пациенту.

Миф No. 9: «В России нет психоаналитиков»

Обучение психоанализу занимает несколько лет и предполагает непосредственную живую передачу опыта, то есть кандидат прежде сам должен побыть в роли пациента у опытного аналитика и разобраться в своих бессознательных конфликтах, а уже потом начинать помогать другим людям. Этот обучающий анализ, как правило, требует большой и продолжительной работы, как правило, с зарубежным аналитиком, поскольку в Советском Союзе и демократической России, в силу известных обстоятельств, таких специалистов не было. Такой обучающий анализ в России проходили лишь единицы. И только единицы признаны психоаналитиками на мировом уровне. Курьёзно, что некоторые психоаналитические сообщества в России насчитывают сотни и тысячи членов, статус которых – за пределами этих сообществ – равен нулю.

Отчасти это верно. Особенно западные аналитики – могу сослаться на статью Дэниела Ранур-Лаферьера – упрекают российских коллег в том, что они не поддерживают контакт с другими школами и отрицают международные стандарты, а под заглавием «психоанализ» в России продаётся какой-то свой, мало кому понятный психологический продукт. Традиционный русский поиск «своего пути» и отказ от мировых дидактических стандартов на этот раз приводит в путик.

Но уже в 1990-х многие наши коллеги начали получать образование в Европе, где и делали свой анализ у признанных специалистов, придерживаясь общемировых стандартов. Затем этот опыт был перенесён в Россию, и сегодня уже можно говорить о начале формирования собственной аналитической культуры, о зарождении нескольких российских психоаналитических школ. Хотя число аналитиков на сегодняшний день, конечно, вряд ли исчисляется сотнями, тем не менее, в России есть признанные специалисты в области психоанализа.

Думаю, что вопрос дидактического анализа и соблюдения мировых стандартов – это не только внутренняя проблема профессиональных сообществ, но и вопрос качества работы будущего аналитика. Человек, изучавший психоанализ только по книгам, не может называть себя специалистом. Таковым же нельзя считать человека, который прошёл несколько психологических тренингов, семинаров или практику в психиатрической клинике. Один из тех редких случаев, когда полученное образование и наличие диплома мало влияет на становление специалиста.

Хотя в России, как и повсюду в мире, психоаналитические методики используются почти во всех гуманитарных науках: редкая работа по философии обходится без упоминания Фройда и Лакана, почти каждый филолог, культуролог и искусствовед считает для себя хорошим тоном упомянуть психоанализ, как одно из наиболее влиятельных научных направлений ХХ века. Теорию Лакана преподают в университетах, ему посвящают симпозиумы и конференции, про него снимают целые фильмы, приближающиеся к формату канала «Дискавери», но вся эта работа по аппликации и популяризации идей психоанализа имеет мало общего с реальной клинической работой. Иными словами, философ-лаканист не может вылечить невроз. Знание ещё не делает человека аналитиком, оно делает его рабом, как показал сам Лакан в семинаре 1969/70. Клиническая работа лежит совсем в иной плоскости и, на мой взгляд, аналитическое образование можно получить только в кабинете своего психоаналитика, а не на лекциях и семинарах.

Миф No. 10: «Человек намного проще, чем думает Лакан»

Психоанализ создал сложнейшую философию и идеологию, которая не всегда помогает человеку разобраться в своих маленьких проблемах, не углубляясь в вопросы бытия и «прибавочного наслаждения Большого Другого». Поэтому к психоаналитикам ходят интеллектуалы с заковыристыми метафизическими дилеммами, а помочь в сложной житейской ситуации он не может.

Психоанализ нераз упрекали в интеллектуализме, непонятном простому человеку, которому нужен доходчивый и ясный совет, как поступить в его ситуации. Однако в этом вопросе скрыто противоречие: с одной стороны, психологический совет можно найти в любом учебнике self-help (но дело в том, что универсальных ответов не существует), с другой стороны, нельзя же упрекать орбитальную станцию в том, что она слишком сложно устроена и непонятна «простому человеку», который с её помощью ведёт межконтинентальные телефонные переговоры или смотрит иностранные телевизионные каналы. Психоанализ, действительно, сложная дисциплина, но оправдывает его то, что он работает. Поэтому желание упростить, ускорить, адаптировать психоанализ зачастую приводит к тому, что он перестаёт работать. Что мы видим на примере тех техник, которые заимствуют у психоанализа лишь некоторую часть опыта, не принимая ни его дискурса, ни его клинических и этических принципов.

Психоанализ родился внутри психиатрической клиники и всю историю своего существования работал с тяжёлыми расстройствами и психозами как в стационарах, так и в частных кабинетах, доказав тем самым свои права называться клиническим методом. Несмотря на то, что психоанализ не является частью медицины и никогда не ставил перед собой задачи создать универсальный метод лечения или построить теорию о человеческой душе, он может работать вместе с медициной, на равных с ней. Примеры чего мы знаем из Европейского опыта, где почти в каждой психиатрической лечебнице работают и психиатр, и психоаналитик, каждый из которых занимается своей практикой. Что говорит о признанном месте психоанализа не внутри, а в одном ряду с медициной.

Книгу «Бред и сны в Градиве Йенсена» Фройд начинает с утверждения, что «большинство образованных людей улыбаются, когда им предлагают истолковать сон; только склонный к суевериям простой народ, продолжающий в этом средневековые воззрения, не намерен отказываться от толкуемости сновидений». Это утверждение верно и по сей день. Действительно, психоанализ – это большой миф. И психоанализ обладает не меньшей силой и эффектом, чем все прочие мифы, такие как наука, религия или идеология. Мифы сохраняют свою силу, даже если в них никто не верит.

Дмитрий Александрович Ольшанский - частный психоаналитик (г. Санкт-Петербург), сотрудник Института Клинической медицины и Социальной работы им. М.П. Кончаловского (Санкт-Петербург) и Institut des Hautes Etudes en Psychanalyse (Paris).

Шауб И.Ю., Андерсен В.В. Психоанализ и ответственность

Подробности

Категория: Психоанализ

Шауб И.Ю., Андерсен В.В. 

Психоанализ и ответственность

Например, гонорар, который в психотерапии может
быть фиксирован, в психоанализе является частью
аналитического договора: каждый анализант платит за
сеанс ту сумму, которая будет большой для него и
удовлетворительной для аналитика.

Д.А. Ольшанский. "Основное правило психоанализа" //
Психологическая газета.(1)

У авторов этой заметки вызвала неподдельное удивление появившаяся в первом номере журнала «Холизм и здоровье» статья Д.А. Ольшанского «ПСИхоанализ vs. ПСИхология (к концепции холистической лечебной деятельности)»(2). Начать стоит, пожалуй, с того факта, что ровно тот же текст, с точностью до буквы, под названием «ПСИхология и ПСИхоанализ: найди десять отличий» был опубликован Д.А. Ольшанским в марте 2008 г. в базирующейся в сети Интернет «Психологической газете»(3) (несомненно, подобные републикации - действенный инструмент в деле умножения количества изданных работ, которых молодой автор насчитывает за собой 230(4). Впрочем, изменение названия не пошло статье на пользу: в этой публикации нам не удалось найти ни слова ни о холизме, ни о лечебной деятельности - если не считать концепцией лечебной деятельности полное отрицание таковой.

В своей статье Д.А. Ольшанский стремится раскрыть читателям истинный смысл психоанализа, постулируя, что никакой связи между психоанализом и психологией не существует. По Ольшанскому, «если "психология" и "психоанализ" - однокоренные слова, то это еще не говорит о сходстве их предмета», а сам психоанализ, «если исходить из истории создания термина - гораздо ближе к химии, чем к психологии»(5). Возникает законный вопрос: что же тогда является предметом психоанализа, если не душа («психе»)? На этот вопрос Ольшанский дает следующий ответ: «Исходным пунктом психоанализа, впрочем, и науки тоже, если верить Аристотелю, является изумление перед бытием»(6). Однако если суть научного познания, по мысли великого античного философа, состоит как раз в преодолении этого «изумления», то у Ольшанского «психоанализ не стремится к полноте знания и смысла, а работает с его становлением»(7). Итак, «психоанализ Ольшанского» работает (в зависимости от того, как толковать этот небезупречный синтаксис) либо со становлением знания (то есть является весьма узким разделом эпистемологии), либо со становлением смысла (что уж вовсе загадочно).

Впрочем, называть эту концепцию «психоанализом Ольшанского», конечно, неверно. Автор рассматриваемой статьи весьма близко к тексту излагает концепцию французского мыслителя Жака Лакана, последователем которого сам является. Д.А. Ольшанский принимает в качестве аксиомы главный тезис Лакана о том, что «бессознательное в психоанализе не только рационально, оно "структурировано как язык"»(8) (отметим, что в своих выкладках о структуре языка Лакан, не бывший специалистом-филологом, опирается практически исключительно на труды Ф. де Соссюра, ряд идей которого к настоящему времени устарел).

Продолжая эту мысль Лакана, Ольшанский пишет: «Поскольку человек является существом символическим, встроенным в систему языка, задающей структуру его желания, телесности и чувственности, то и основным рабочим материалом в психоанализе является речь(9)... Бессознательное вовсе не предуготовано человеку в качестве системы всеобщих представлений, на чем настаивал Юнг, а нуждается в словесном представительстве(10)... Человек всегда существует внутри речи, речи другого, то есть в мире бессознательного, субъектом которого каждый из нас и является, поэтому духовный мир всегда задан той социальностью, тем местом в поле другого, которое каждый из нас занимает»(11). К сожалению, эти формулировки в основном не дают ответы, а вызывают довольно серьезные вопросы. Как система языка может задавать «структуру телесности» человека? Всегда ли бессознательное нуждается в словесном представительстве (как быть с образами сновидений?) Как бытие человека может иметь место внутри речи другого и почему любая речь тождественна бессознательному? Как может внутри бессознательного существовать социальность? Вразумительного ответа на эти вопросы в статье Д.А. Ольшанского нам найти не удалось.

Возможно, ключ к этим вопросам лежит в следующей оговорке автора: «речь идет о знании предельно субъективном — оно не подлежит ни экспериментальной проверке, ни верификации, ни фальсификации (существование бессознательного нельзя ни доказать, ни опровергнуть), к тому же оно всегда касается одного конкретного человека»(12). Но как же можно делать какие-либо выводы о структуре бессознательного, если мы даже не уверены в его существовании?(13)

Однако для Д.А. Ольшанского противоречия здесь нет. Ведь «человек - субъект. Следовательно, к нему не применяется уже имеющееся накопленное знание, ранее известные и проверенные методы, апробированные тестовые, экспериментальные и проективные методики»(14). Иными словами, у одного пациента (Ольшанский, впрочем, предпочитает пользоваться лакановским термином «анализант») бессознательное может быть, а у другого - его может и не быть. Впрочем, что вообще такое «бессознательное»? Ведь «психоаналитик вообще не пользуется обобщениями»(15), а «использование классификаций и типизации ("архетипов", "паттернов", "диагнозов", "типов личности" и т.п., на которых строится психология) не оправдано, с нашей точки зрения, не только технически и клинически (поскольку еще больше отдаляет нас от понимания уникального способа бытия субъекта), но и этически не допустимо»(16). Что же на это сказать? Если вовсе не пользоваться обобщениями и классификациями, невозможна не только наука, но и какое бы то ни было знание (может быть, поэтому «психоанализ Ольшанского» работает лишь со «становлением» знания или смысла?). В таком случае, наконец, честным выглядит признание Д.А. Ольшанского в том, что, «иными словами, нет никакой теории психоанализа»(17). Действительно, с таким подходом к основным принципам науки и мышления никакой связной теории построить невозможно.

Но, возможно, при полном отсутствии теоретической подготовки этот «психоанализ» Лакана-Ольшанского дает практические результаты? (В конце концов, именно в антинаучности упрекали Фрейда его противники). Возможно, если такой «психоанализ» способен лечить души, мы можем закрыть глаза на то, что какая-либо теоретическая основа под ним отсутствует?

Но и это не так. «Психоанализ, - пишет Д.А. Ольшанский, - никого не лечит(18) ... За всю свою практику Фрейд не вылечил ни одного пациента... Но... Фрейд и не стремился "никого вылечить"(19)...

Психоанализ не ставит перед собой цели и выкроить душу человека по готовому социальному шаблону или же, на манер педагогики, адаптировать человека к среде(20)... Формат психоанализа предполагает встречу двух субъектов - каждый со своей стороны принимает участие в лечении (появление этого слова здесь странно - Авт.), поэтому вопрос «а что, собственно, делает психоаналитик?» не сводится к хрестоматийным ответам, а всякий раз актуализирует желание, которое неразрывно связано с ответственностью и этической позицией аналитика(21)... Психоанализ представляет собой творческую и клиническую практику, направленную на понимание уникальной психической организации человека. Психоанализ не ищет объяснения и способа излечения конкретного симптома, а стремится к пониманию целостного существа человека. Такое понимание только предполагается, но вряд ли осуществимо, поскольку речь идет о бесконечном многообразии человеческой субъективности(22) ».

Слова Ольшанского об ответственности и этической позиции хочется переадресовать самому автору этих слов. Какую ответственность может брать на себя психоаналитик, если он постулирует, что психоанализ никого не лечит? И о какой этической позиции может идти речь, если подобный «психоанализ» - это «творческая практика», а пациент («анализант»), таким образом, - способ самовыражения для аналитика?
В этом контексте и после всего сказанного уже не комичной, а скорее опасной выглядит фраза, завершающая статью Д.А. Ольшанского: «Психоанализ стремится помочь человеку прикоснуться к истине своей души, как бы ни был загадочен предмет, и как бы ни была трудоемка эта работа. Стремится помочь ему не бояться задавать вопросы о предельных основаниях своего бытия»(23). Метод Ольшанского, в котором отрицаются разум, душа и знание, а вместо них постулируются пустые софизмы - не метод Сократа или Декарта: такие «вопросы о предельных основаниях бытия» не могут привести ни к каким выводам. Нельзя с их помощью и врачевать; зато нанести вред - очень легко.

К.А. Свасьян, возможно, наиболее значительный философ современности, говорит о Ж. Лакане, «реформаторе психоанализа»: «Какой-нибудь Лакан безумен, не когда он пишет свои тексты, а когда он их как раз не пишет. Стряпая очередной текст и продумывая симулякры сумасбродства, он трезв и нуден, как при пересчете сдачи с крупной купюры... так что безумно не его обмозгованное безумие, а сам он и есть - безумный»(24). Это экспрессивное, но весьма точное определение, конечно, отдает определенную дань стройности выстроенной Лаканом системы. Однако лишь в рамках постмодернистской схоластики мы можем позволить себе обращать внимание исключительно на точность логических построений. От специалиста, так или иначе касающегося человеческой души (которую так настойчиво пытается вывести из уравнения Д.А. Ольшанский), мы вправе также требовать определенной меры душевного здоровья, трезвости и порядочности. К сожалению, присутствия этих компонентов не удается уловить в опусах ни самого Лакана, ни иных его последователей.

Фрейд говорил своим ученикам, что "мы не должны понимать пациента слишком быстро" и предостерегал нас от того, чтобы смотреть на субъекта сквозь призму готовой концепции, предвосхищающей все его вопросы.

Высказанные Лаканом идеи легли в основу "Параноической критики" С. Дали.

1. http://psy-gazeta.ru/prof_society/articles/2233/
2. Д.А. Ольшанский. ПСИхоанализ vs. ПСИхология (к концепции холистической лечебной деятельности) //Холизм и здоровье. №1. 2009. С. 33-38.
3. http://www.psy-gazeta.ru/prof_society/articles/2182/
4 .Холизм и здоровье. №1. 2009. С. 108.
5. Д.А. Ольшанский. ПСИхоанализ vs. ПСИхология... С. 33.
6. Там же. С. 35.
7. Там же. С. 34.
8. Там же. С. 37.
9. Там же. С. 36.
10.Там же. С. 37.
11.Там же. С. 36.
12.Там же. С. 34.
13.Карл Поппер может обращать внимание на то, что существование бессознательного не может быть доказано экспериментально, но в рамках концепций, например, 3. Фрейда и К.Г. Юнга сомнений в его существовании быть не может.
14.Там же. С. 34.
15.Там же. С. 34.
16.Там же. С. 34.
17.Там же. С. 35.
18.Там же. С. 35.
19.Там же. С. 36. Здесь Д.А. Ольшанский заблуждается. Излечением закончился, например, случай Маленького Ганса; без сомнения, главной целью Фрейда было добиться излечения своих пациентов, пусть венский психоаналитик и достигал этого далеко не всегда.
20.Там же. С. 35.
21.Там же. С. 34.
22.Там же. С. 38.
23.Там же. С. 38.
24.К.А. Свасьян. Растождествления. М, 2006. С. 522