Иванов Олег Евгеньевич

Философия сегодня

Аннотация

Смысл философии постоянно «ускользает» от нас, не позволяя сформулировать ясные и непротиворечивые положения, которые создали бы надежные основания для дальнейшей разработки темы и позволили бы двигаться по направлению «от простого к сложному».

В философии человек никогда не предстает ясным и законченным в своих основных характеристиках предметом, как в так называемых науках о человеке: физиологии, психологии и т. д.

Философию нельзя уловить и определить окольным путем и в качестве чего-то другого, чем она сама. Она требует, чтобы мы смотрели не в сторону от нее, но добывали ее из нее самой.

Словом «философия» сегодня пользуются достаточно часто, особенно, когда хотят придать какому-либо тексту статус научного. Однако при этом от читателя порой ускользает истинный смысл текста, и автор, незаметно для себя, терпит фиаско. Чтобы оградить исследователей холистистических практик от подобной опасности, постараемся, в меру своих возможностей, прояснить смысл понятия философии. Необходимость такого шага определяется сегодня, во-первых, наличием ещё не изжитого марксистского «шлейфа, во-вторых, попытками некоторых авторов опереться на позитивистское, т.е. по существу контрфилософское видение философии.

Известно, что в буквальном переводе с греческого слово «философия» означает  «любовь к мудрости». Но что есть любовь, и что есть мудрость – всякий раз приходится определять заново. В двадцатом веке такая работа, на наш взгляд, наиболее успешно была проведена видным немецким мыслителем М. Хайдеггером. Попытаемся проследить за некоторыми его рассуждениями на этот счёт, которые мы можем обнаружить в работе «Основные понятия метафизики». Несмотря на то, что этот текст представляет собой конспект его лекций для студентов, автор не спешит дать современное определение философии. Для него важнее другое: показать отличие философии от остальных человеческих занятий.

Смысл философии, как говорит Хайдеггер, постоянно «ускользает» от нас, не позволяя сформулировать ясные и непротиворечивые положения, которые создали бы надежные основания для дальнейшей разработки темы и позволили бы двигаться по направлению «от простого к сложному». М. Хайдеггер сразу же отказывается от попытки определить существо философии через сопоставления ее с наукой, нравственным учением или «мировоззренческой проповедью», религией или искусством.

«Может быть, она не поддается определению через что-то другое, а только через саму себя и в качестве самой себя — вне сравнения с чем-либо, из чего можно было бы добыть ее позитивное определение. В таком случае философия есть нечто самостоятельное, последнее. К сущностному определению философии не ведет окольный путь сравнения с искусством и религией. Философия вообще несравнима ни с чем другим? Может быть, все-таки сравнима, пускай лишь негативно, с искусством и с религией, под которой мы понимаем не церковную систему. Почему же тогда нельзя было точно так же сравнить философию с наукой? Но ведь мы не сравнивали философию с наукой, не хотели определить ее как науку. Тем более не собираемся мы и определять философию как искусство или как религию. При всем том сравнение философии с наукой есть неоправданное снижение ее существа, а сравнение с искусством и религией, напротив, — оправданное и необходимое приравнивание по существу. Равенство, однако, не означает здесь одинаковости. Стало быть, мы не сумеем обходным путем через искусство и религию уловить философию в ее существе? Но не говоря даже о всех трудностях, которые сулит подобный путь, мы посредством новых сравнений опять не схватим существо философии — сколь ни близко соседствуют с ней искусство и религия, — если прежде уже не увидим это существо в лицо. Ведь только тогда мы сумеем отличить от него искусство и религию. Так что и здесь нам дорога закрыта, хотя на нашем пути нам встретится то и другое, искусство и религия».¹

Подход М. Хайдеггера показывает, насколько философ осторожен: он не спешит давать определения философии,  опасаясь прийти к чему-то иному, нежели то, что мыслится под любовью к мудрости и  «не увидеть последнюю в лицо». Нам ничего не остается, как столь же осторожно, шаг за шагом следовать за Хайдеггером. Последовательно исключает он ошибочные пути к постижению существа философии, в том числе, казалось бы, самоочевидные.

Прежде всего, это обращение к трудам философов, реальной истории философии. Путь, казалось бы, более реальный, нежели медитации по поводу слова «философия», употребляемого в разных контекстах. Однако и здесь М. Хайдеггер не видит особой перспективы. «Остается последний выход: осведомиться у истории. Философия — если таковая существует — возникла все-таки не вчера. Делается даже странно, почему мы сразу не направились этим путем, через историю, вместо того, чтобы мучить себя бесполезными вопросами. Сориентировавшись при помощи историографии, мы сразу же получим разъяснение относительно метафизики. Мы можем спросить о трех вещах: 1) Откуда идет слово «метафизика» и каково его ближайшее значение? Нам предстанет тут удивительная история удивительного слова. 2) Мы сможем, оперевшись на простое словесное значение, проникнуть в то, что определяется как метафизика. Мы познакомимся с одной из философских дисциплин. 3) Наконец, через это определение мы сумеем пробиться к самой названной здесь вещи. Ясная и содержательная задача. Только никакая историография еще не даст нам почувствовать, что такое сама по себе метафизика, если мы заранее уже этого не знаем. Без такого знания все сведения из истории философии остаются для нас немы. Мы знакомимся с мнениями о метафизике, а не с ней самой. Так что и этот оставшийся напоследок путь ведет в тупик. Хуже того, он таит в себе самый большой обман, постоянно создавая иллюзию, будто историографические сведения позволяют нам знать, понимать, иметь то, что мы ищем».

Слова Хайдеггера убедительно подтверждают всё происходившее с философией в советские, да и в наши времена, когда при изобилии книг по истории философии и переводов классических философских текстов представление о том, что же такое есть философия, отсутствует.

В итоге наш негативный результат гласит: философию нельзя уловить и определить окольным путем и в качестве чего-то другого, чем она сама. Она требует, чтобы мы смотрели не в сторону от нее, но добывали ее из нее самой. С позиций «нормального» научного подхода это постоянное “ускальзывание“ философии может вызвать подозрения в том, что философы вообще плохо представляют себе, чем сами занимаются, и что слово «философия» играет роль лишь очень неточного значка, указывающего на дело, определение которого следует давать в совсем иных терминах. Но если научно подготовленный читатель попытается сдержать раздражение и продолжит следовать за М. Хайдеггером, то его терпение будет вознаграждено. Ведь каждый шаг, если продвижение осуществляется действительно вперед, а не по кругу, куда-то ведет, и каждый отказ мыслить под философией нечто определенное не только не лишает нас возможности рано или поздно прийти к философии, но, напротив, приближает такой момент. Тем не менее, первые результаты могут вновь показаться разочаровывающими. М. Хайдеггер определяет философию как философствование, некое дело, имеющее характеристику непосредственно «человеческого дела».

Как будто мы добились немного, и сказанное звучит едва ли не как насмешка над одураченным читателем. Неужели именно здесь следует искать основной отличительный признак философии, ведь любое дело, которым занимается человек, скажем, астрономическое наблюдение или просто прогулка в саду является человеческим. Однако попытаемся все же вникнуть в смысл того, что хотел сказать М. Хайдеггер. Под человеческим делом он имеет в виду не любое дело, которым может заниматься человек, а такое, которое раскрывает самое существо человека, нечто присущее ему как таковому. Поэтому ускользание определения философии соотносимо с постоянным ускользанием человеческой сущности, трудностью ответа на вопрос, что есть сам человек. Мысль М. Хайдеггера, стало быть, состоит в том, что никакое другое дело, кроме философии, не ведет к схватыванию существа человека, не воспроизводит естественной трудности его самопознания. Философия указывает не на предметы, которыми занимается человек, и не на результаты знания о человеке, которые закреплены в различных науках, а на самого человека.

«Метафизика как философствование – обращается  Хайдеггер к своим студентам, – как наше собственное, как человеческое дело – как и куда прикажете ускользать от нас метафизике как философствованию, как нашему собственному, как человеческому делу, когда мы сами же люди и есть? Однако знаем ли мы, собственно, что такое мы сами? Что есть человек? Венец творения или глухой лабиринт, великое недоразумение и пропасть? Если мы так мало знаем о человеке, как может тогда наше существо не быть нам чужим? Как прикажете философии не тонуть во мраке этого существа? Философия – мы как-то вскользь, пожалуй, знаем – вовсе не заурядное занятие, в котором мы по настроению коротаем время, не просто собрание познаний, которые в любой момент можно добыть из книг; но – мы лишь смутно это чувствуем – нечто нацеленное на целое и предельнейшее, в чем человек выговаривается до последней ясности и ведет последний спор. Ибо зачем нам было иначе сюда приходить? Или мы попали сюда не подумав, потому что другие тоже идут, или потому, что как раз между пятью и шестью у нас свободный час, когда нет смысла идти домой? Зачем мы здесь? Знаем ли мы, с чем связались?».

Отсюда проистекает неопределимость философии в окончательных формулировках и необходимость признания, что данное здесь Хайдеггером «расплывчатое определение» философии («мы как-то вскользь, пожалуй, знаем..., лишь смутно это чувствуем» и т. п.) является одновременно и самым точным, попадает в то место, которое М. Хайдеггер называет «событием философии» в человеческой природе, где эта природа и обнаруживает единственную возможность своего раскрытия. Ускользание философии не есть падение в некую бездну человеческого, исчезновения в ней. Ускользая от самой себя, философия тем самым следует за человеком, воспроизводит собой его путь. Философствование есть реальное человеческое дело, в котором человек схватывается как нечто ни на что иное не похожее, нежели есть он сам.

Философ подобен провожающему, который бежит по перрону вровень с окном вагона уходящего поезда, продолжая общаться с интересующим его пассажиром. Он не может остановиться, чтобы зафиксировать в точных неподвижных координатах положение пассажира в отношении предметов на перроне. В таком случае он неизбежно отстанет от движущегося вагона и опишет место, где этот человек был, а не где он есть. Тем самым, такие описания будут всегда не точны и приблизительны как научные формулировки, но всегда точны как единственная возможность воспроизвести реальность.

В философии человек никогда не предстает ясным и законченным в своих основных характеристиках предметом, как в так называемых науках о человеке: физиологии, психологии и т. д. Понятия здесь не содержат завершенных представлений, которые могут уточняться, дополняться, но всегда сохранять эту принципиальную завершенность, возможность ясно и достоверно описать предмет исследования. Философия в этом смысле вообще не является предметом, предъявленным человеку (если речь идет о человеке как таковом, во всей полноте его существа) так как представить и тем самым противопоставить себя себе самому, мы не можем. Не случайно Хайдеггер в своем определении философии употребляет выражение «человек выговаривается». Не говорит, рассказывая о чем-то, а именно выговаривает нечто, начало коего сокрыто в самом субъекте говорения. Выговаривает сам себя.

Этим своим личностным характером философия отличается от мифа или эпоса. Миф и эпос всегда анонимны, если не иметь в виду имена их собирателей и обработчиков. Рассуждение же, философствование, напротив, вызывает интерес к его автору, предполагает индивидуальность рассуждающего, так как он всегда говорит «от себя», излагает то, что заранее никому не известно и не было уже кем-то сказано. Конечно, рассказчик тоже должен обладать известными индивидуальными способностями, но к содержанию излагаемого предмета они все же лишь «прикасаются», не составляют его существа. В рассуждении предмет независимо наличествует, но это наличие не покрывает и не составляет большей части «смыслового объема предмета»: его в значительной степени образует интерпретирующая деятельность рассуждающего о предмете.

Благодаря последнему, предмет здесь никогда не дан в своей окончательности и завершённости, но именно задан, и задаётся он самим ходом рассуждения. Рассуждение немыслимо вне внимания к рассуждающему человеку, тем самым оно открывается нам прежде всего как «человеческое дело». Миф или эпос безразличны к своим создателям, хотя их тоже кто-то впервые рассказал. Логос же затрагивает прежде всего не важную для мифа или эпоса сторону: именно человеческое делание, авторство. Логическое, тем самым, образует существо философствования как человеческого дела, хотя дает и «побочные результаты», отделяя истинные знания от их видимости. Но при этом истина не открывается в самих предметах как нечто уже заранее там содержащееся, ее обнаруживает истинный человек в процессе рассуждения о вещах.

Эта необычная направленность и вообще особый характер философского логоса определяет и коренное отличие природы философских понятий от понятий, в которых вещи предстают, прежде всего, как конкретные, внеположные человеку в его истинно человеческом смысле предметы. К их числу относятся не только мифические, но и, казалось бы, в корне противоположные мифу научные представления. И там, и там, разумеется, в очень разных качествах вещь находится в центре внимания, а «человеческое дело» – на периферии. Вновь обратимся в этой связи к уже неоднократно цитированной работе М. Хайдеггера «Основные понятия метафизики»: «Метафизика не специализированная наука, где мы с помощью некой умственной техники дознаемся до чего-то в ограниченной предметной области. Мы воздержимся от того, чтобы помещать метафизику как научную дисциплину в ряду прочих. Нам придется пока оставить открытым, что это вообще такое – метафизика. Мы видим только: метафизика есть фундаментальное событие в человеческом бытии. Ее основные понятия суть понятия, последние же – как принято говорить в логике – суть  представления, в которых мы представляем себе нечто общее или нечто вообще, нечто в аспекте того универсального, что многие вещи имеют между собою сообща. На почве представления этого всеобщего мы в состоянии определить отсюда отдельные данности, например, эту вот вещь – как кафедру, ту – как здание. Понятие есть некоего рода определяющее представление. Но таковыми основные понятия метафизики и понятия философии вообще явно не будут, если мы вспомним, что сама она коренится в той захваченности, в которой мы не делаем схватываемое предметом представления, но движемся совершенно другим способом, исходно и в принципе отличным от любого научного подхода.

Метафизика есть вопрошание, в котором мы пытаемся охватить своими вопросами совокупное целое сущего и спрашиваем о нем так, что сами, спрашивающие, оказываемся поставлены под вопрос. Соответственно основные понятия тут не обобщения, не формулы всеобщих свойств некоторой предметной области (животное, язык), но понятия особенного рода. Они схватывают каждый раз целое, они предельные смыслы, вбирающие понятия. Но они  охватывающие понятия еще и во втором, равно существенном и связанном с первым смысле: они всегда захватывают заодно и понимающего человека, и его бытие – не задним числом, а так, что первого нет без второго, и наоборот. Нет никакого схватывания целого без захваченности философствующей экзистенции. Метафизическая мысль есть мышление охватывающими понятиями в этом двояком значении: мысль, нацеленная на целое и захватывающая экзистенцию».

Иными словами, мысля целое мира, мы приходим одновременно к самим себе, к своей собственной экзистенции. Под захватыванием экзистенции понимается непосредственное отношение философии к человеку, совпадение философствования с его существом. С этим связана также и отвлеченность, предельная общность философских понятий, невозможность ассоциировать их с какими бы то ни было предметами нашего опыта. Однако только подобного рода отвлечённость приближает человека к самому себе.

Представляется, что употребляя сегодня слово философия в каком бы то ни было контексте, мы всё же должны помнить о его подлинном смысле.

¹ Хайдеггер М. Время и бытие. Статьи и выступления. М., 1993. С. 328. 1989. №9. С. 116-122.

Oleg E. Ivanov

Philosophy today

Summary

The point of the philosophy constantly "escapes" us keep out of formulation of clear and consistent position that would create a reliable base for the further development of the theme, and that would allow to move in the direction "from the simple to the compound".
In respect to philosophy the man never appear as the understandable and complete in his principal characteristics subject how in so called human sciences: physiology, psychology etc.
Philosophy cannot be caught and defined in a roundabout way and as something other than itself. It requires us to look not aside on it, but to extract it from itself.

Иванов Олег Евгеньевич — доктор философских наук, профессор, проректор Института богословия и философии, автор книг «Самосознание как основа метафизики», «Метафизика в богословской перспективе.