ЗАМЕТКИ ПРАКТИКУЮЩЕГО ВРАЧА

Никитина Елена Ивановна

Голоса

Аннотация

Сталкиваясь с человеческими судьбами, всегда поражаешься красоте и силе человеческой личности, превозмогающей боль.

Душевным расстройствам подвержены самые тонкие, ранимые души, выбирающие борьбу с болезнью за право быть с людьми, а не нагромождение психологических защит, чтобы отгородиться от реальных контактов.

Иногда получается так, что эта борьба идет в одиночку в надежде на ту помощь извне, от мира людей здоровых, которая должна придти.

Душевнобольные верят в эту помощь, отчаиваются, впадают в апатию, сердятся, прощают и снова ждут.

Об этом рассказы, построенные на реальных фактах с должным соблюдением врачебной тайны.

В процессе работы с такими больными рождаются новые подходы, новые, порой уникальные, методы лечения, ибо практика опережает теорию, если наука находится в стадии становления.

Он сидел на полу, привязанный к батарее и мычал. На лбу был синяк – накануне  он в исступлении бился головой о батарею.

Еще полгода назад он был успешным студентом Университета, престижного физмата, писал диплом. Он выбрал тему о двойственных многогранниках. Двойственных, потому что имеют пятно контакта с двумя многогранниками разных пространств. Например, пятимерного и шестимерного пространства. Находятся эти многогранники в своих пространствах и не касаются друг друга, связи не имеют. Но существует такой многогранник, с помощью которого эта связь устанавливается. Невозможная, на первый взгляд, связь.

Потом он влюбился в однокурсницу, подойти не решался, поговорить не мог. Робок был по природе. Хотя, вроде не в кого ему было быть робким. Мать – администратор, занимает видный пост в городе. Отец – военный летчик. Люди как раз в себе уверенные. Рос он один. Других детей в семье не было. Родители все время были заняты. В классе с ним почти никто не дружил, но и не обижал, возможно, из-за его высокого роста. Был, правда, у него один приятель. После уроков они шли к этому приятелю домой делать уроки. Приходилось нервничать, так как мать не знала, где он, и отчитывала потом за долгое отсутствие. А он, кое-как сделав уроки, сидел один, в спальне у приятеля. В эту спальню почему-то приятель его запирал, а сам в это время смотрел телевизор и ел обед. Правда, иногда заглядывал к нему и говорил: «Посиди еще немного!» Возразить он приятелю не мог, боялся рассердить, да и было в нем какое-то пробегающее холодком по коже послушание.

Заболел он довольно внезапно. На одной из железнодорожных станций – ездил с родителями в Тверь – сошел с поезда и потерялся. Вернее, навалившаяся тревога гнала его. Лица пассажиров казались рассерженными и осуждающими. Задержала его милиция. Ему нечего было есть, деньги в карманах быстро кончились. Подкармливали объедками мужики у пивнушек, самый доброжелательный, как оказалось, люд. Утром его достали, разбудив, из машины, туда он забрался, спасаясь от страха и холода. Вернули родителям. С учебой было покончено, и с многогранниками тоже. Пространства не соединялись.

Ко мне на лечение он попал, когда уже ни лекарства, ни инсулиновые комы, ни электрические шоки ему не помогали. Родители, не зная, что делать, и стесняясь из-за сына перед соседями, родственниками и сослуживцами (а слухи быстро доходят) не нашли ничего лучшего, как держать дома на привязи у батареи. По их представлениям, то, что сын лежит в психиатрической больнице, было бы пятном на их репутации.

А он слышал голоса. Звучали они в голове, как и полагается при тяжелых психозах. Самое неприятное было то, что, если они вначале  просто комментировали его действия, то потом стали приказывать. Например, запрещали есть, иногда не давали идти в туалет, или  заставляли раздеться на улице догола. Звучали они последнее время почти постоянно. Почему не помогали лекарства – не понятно, но такое иногда бывает, называется злокачественным течением болезни или вроде того. Это он слышал из разговора родителей.

Терапия требовала много сил и времени. Нужно было облегчить состояние больного. К тому времени большого опыта по психотерапии слуховых обманов у меня не было. Есть такая установка в психиатрии – бред разубеждению не поддается, голоса подвластны только нейролептикам. Однако, все не так просто. И я бы сказала, далеко не так безнадежно.

В самом проявлении болезни всегда есть подсказка. Все знают теперь, что симптомы на что-то указывают. Но дальше этого дело не идет. Все знают также, что психозы себя  проявляют на языке снов и мифов, на языке символики. (Вернее, я думаю, что это всем известно). Трудность заключается в том, чтобы этот язык изучить. Мужские символы – деревья, башни, камни, ножи, оружие, ноги, руки, колонны и обелиски – выступающие  над поверхностью объекты. Это символы силы, власти. Возьмите любую площадь, каждая власть ставила  в ее центре колонну или стелу, знак господства. Женская же символика – плоскости и впадины. Еда – это жизнь, вода – время жизни. Раздеться на дворцовой площади, как приказывали голоса, означало открыться перед родителями, обнажить душу, рассказать о своей боли и о думах, раскрыться перед людьми, обратить на себя их внимание. Разница между душой и телом в данном случае не важна. Запрет на еду говорил о необходимости прекратить жить такой жизнью, не пропускать ее через себя, а что-то изменить в ней. Запрет утолять жажду нес в себе требование сделать временную остановку для того, чтобы что-то изменить, осознать, переоценить, разобраться в чем-то главном. Примерно так. Эти «переводы» легко понимаются людьми, ибо они были заложены в самой человеческой природе в древние времена, когда языки еще не сложились, и в образном мире первобытных людей господствовали символы. Мы не думаем о них в своей деловой и повседневной жизни. Но творения искусства, впечатления сновидений, мифы и сказания переворачивают в нас душу и потрясают глубины существа, вызывая трепет и восхищение, щемящую тоску и восторженное ликование. Язык символов, вероятно, экономичен в плане энергетических затрат для психических процессов, так как необычайно прост, велик и примитивен одновременно. Когда вдруг в минуту душевного срыва этот язык выходит на поверхность, окружающие пугаются этого, отказываются понимать кричащую душу, ибо она кричит на древнем, забытом языке. Так, в минуту сильных переживаний, телесных мучений, иногда перед лицом смерти, человек зовет маму или вспоминает Бога.

Так я рассуждала, думая об этом больном и его неотвязных голосах. Все мое существо противилось тому, что такой умный и красивый молодой человек не может блистать своими знаниями перед аудиторией, в азарте «болеть» на стадионе, веселиться в мужской компании и целоваться с девушкой. Я думала об этом до тех пор, пока язык символов не поднялся из глубин моего сознания, и тогда высказывания больного, смысл его голосов внезапно и легко соединился с нашим обычным современным языком, с его знаковой словесной системой.

В этот момент я была в розовом ситцевом халате с воланами и варила на кухне украинский борщ. Незабываемое переживание! Словно птичий язык открылся мне. От неожиданности (это словно «эврика!» у Архимеда), я села на пол посередине кухни, а поварешка, которой я помешивала чудесное варево, застыла приподнятой в руке, как смычок или дирижерская палочка.

Иногда пациент не готов говорить о своих переживаниях и, словно птица от гнезда, отводит разговор в сторону. Но о чем бы ни говорил пациент – о политике, спорте, о погоде, в сущности, он говорит о своей проблеме. Так бывает не только у больных, но и у здоровых людей, но менее выражено.

Большого труда стоило разъяснить больному суть дела. Голоса – целесообразная реакция организма, функция которой  снизить тревогу или, попросту, убрать страх и адаптировать к неразрешимой для него жизненной ситуации. Так вводят родители детей в наш обычный мир. Сначала мать повторяет, проговаривает слова, действия. Например, «Васенька надевает сапожки и пойдет гулять, кушает кашку…» и т. д. Она говорит в третьем лице, и ребенок осознает себя как отдельного и важного человека. Потом ребенку задают границы – это можно, это – нельзя. В важных случаях и для предостережения вступает в силу родительская власть, и мать приказывает или накладывает запрет. При психических расстройствах эта реакция оформляется на давно забытом символическом языке. Забытом, но не незнакомом. Голоса – комментарии, советы, пояснения, указания, приказы наших родительских инстанций.

Постепенно страх удалось перевести в процесс правильного перевода и понимания содержания голосов, одновременно изменилось отношение к голосам, они перестали быть необъяснимыми, чужеродными. Интересно, что голоса, звучащие в голове, псевдогаллюцинации, воспринимаются больными амбивалентно в плане принадлежности, они не могут четко сказать, что это чужие голоса. Да, они могут принадлежать кому-то, но также имеют сходство с мыслями. Возможно, так мы слышим со стороны свой голос, записанный на диск, или видим свое или чье-то изображение в зеркале. Здесь присутствует элемент проекций, и больной понял это. С ним надо было гулять, беседовать на разные темы, а иногда и разделить свой обед.

Обсуждение тем и дальнейшая работа над актуальными для него вопросами пошла своим чередом. Голоса ушли в течение трех-четырех месяцев такой жизни. Вскоре он смог вернуться к учебе. Дипломная работа у него получилась успешная. Он блестяще объяснил аудитории функцию и значение двойственного многогранника, который ценен своим пятном контакта. Разные пространства и разные миры могут иметь место контакта, связи, перехода один в другой так же, как люди, находящие точки соприкосновения и выстраивающие по ним канал отношений. Разные языки на планете имеют один общий корень. В терапии роль двойственного многогранника играет врач, именно он – мостик между больным и миром. По мере того, как больной набирается сил и уверенности, необходимость во враче уменьшается и со временем отпадает.  

Elena I. Nikitina.

Voices

Summary

Coming in contact with human destinies, you always wonder beauty and energy of human personality, overcoming a pain. Most delicate and sensitive souls are exposed to mental disorders, which select disease control for the right to be with people instead of agglomeration of psychological defenses for cut off real contacts. Sometimes it results so that this campaign goes alone with a view to outside help, from the world of healthy persons, which should comes. Mentally sick people believe in this aid, despair, run into apathy, get angry, forgive and again wait. These are  stories, based on actual facts with due confidentiality. In the process of work with such patients there are born new approaches, new and sometimes unique treatment methods, since the practice advances the theory, if the science become at establishing state.

Никитина  Елена Ивановна – в 1980г закончила 1-й ЛМИ им. акад. И.П. Павлова, затем интернатуру по психоневрологии, в течение 20 лет работала в психоневрологической больнице, из них 14 лет врачом-психиатром и 6 лет врачом психотерапевтом. В 1999г. закончила ВЕИП по специальности психолог-психоаналитик. С 2000г до 2011г работала психиатром-наркологом в поликлинике, по совместительству - психотерапевтом в частных клиниках с детьми, подростками, взрослыми, пожилыми людьми. Имеет опыт работы с психосоматическими расстройствами. В 1996г. получила международный диплом по психопунктуре. C 2006 по 2009гг вела рубрику «Когда болит душа» в газете «Лечебные вести».